поддержка
проекта:
разместите на своей странице нашу кнопку!И мы
разместим на нашей странице Вашу кнопку или ссылку. Заявку прислать на
e-mail
Статистика
"Редкое и благородное спокойствие"
Глава 13.
Продолжение
Книга, которую подарил миру Дарвин, не знает себе
равных: то ли научная монография, то ли просветительская беседа; каких
только не находят в ней изъянов, но - читают. Вообще-то ученой книге
трудно сохранять интерес читателей, ее удел - породить новые мысли и
новые книги. Даже потрясшие ученый мир "Начала геологии" Лайеля уже лет
сто никто, кроме историков науки, не читает, а вот "Происхождение видов"
только по-русски издано за 90 лет 16 раз. (Почему последнее русское
издание было 30 лет назад, сказать трудно, но сейчас готовится новый
перевод.) Всего же на 1975 год полный текст книги Дарвина был переиздан
411 раз на 30 языках, в том числе 251 -по-английски. Не раз
переиздавался по-английски и тот первый вариант, что разошелся в один
день.
Написав эту книгу, которую сам считал главным делом жизни, Дарвин прожил
еще 22 года, до самой смерти активно работал (как ни странно, к старости
болезнь его несколько отпустила) и создал несколько специальных книг,
тоже ставших классикой; но (вот парадокс!) так и не нашел сил довести до
завершения свое главное детище: главная книга как была, так и осталась
"извлечением". Правда, ее последнее, шестое, издание, вышедшее в феврале
1872 года, было на треть толще первого и не содержало в заглавии
прежнего осторожного словечка "О" - так, словно заветный план автора
теперь-то весь реализован. Однако новых свидетельств
эволюции (таких, как упоминание данных Траутшольда) появилось здесь
очень мало, и к процедуре естественного отбора они не относились. Да и
вообще, литературных ссылок как таковых в книге по-прежнему не было.
Основной пафос новых страниц и фраз был - возражения автора на
возражения оппонентов, именно то, чего Дарвин так долго избегал.
Особого резонанса это издание не вызвало - мало кто брался сравнивать
тексты разных изданий, а те, кто брались, часто сходились во мнении, что
вставки не укрепили позиции автора. Главное же было в том, что годом
ранее Дарвин издал другую, столь же толстую, книгу: "Происхождение
человека и половой отбор". Наконец-то он решился прямо высказаться
относительно "обезьяньей родословной" человека, и собственно эволюция
сразу отошла на второй план - по крайней мере для простого читателя.
Этой книги ждали, ее сразу же стали переводить, русский перевод,
например, вышел в том же 1871 году. Вскоре цензура возбудила против
издателей судебное преследование, но от суда их спасла сама абсурдность
обвинения. К М. Н. Лонгинову, ведавшему цензурой, обратился с едкими
стихами, ходившими по рукам, А. К. Толстой:
Всход наук не в нашей власти, Мы их зерна только сеем; И Коперник ведь
отчасти Разошелся с Моисеем...
Если ж ты допустишь здраво, Что вольны в науке мненья - Твой контроль с
какого права? Был ли ты при сотвореньи?..
Способ, как творил Создатель, Что считал он боле кстати, Знать не может
председатель Комитета о печати...
Но на миг положим даже: Дарвин глупость порет просто - Ведь твое гоненье
гаже Всяких глупостей раз во сто!
Стихи хорошо выражали общее мнение публики, и Лонгинов, личность далеко
не простая (несмотря на важный пост, он был крупным историком
литературы), на этот раз понял всю нелепость затеи и ответил (тоже
шутливыми стихами, пущенными по рукам), что судебное дело -
недоразумение. До "обезьяньего процесса" в России, к счастью, не дошло
(как дошло 50 лет спустя в Соединенных Штатах).
Зато аргумент А. К. Толстого, пусть и не новый (что эволюцию можно
толковать как постепенное творение), оказался убедительным не только для
русской цензуры, но и для многих церковных авторов. Так, в "Новой
католической энциклопедии" (1967) читаем: божественная воля может
выступать не только как творящая, но и как управляющая процессами
природы, поэтому научное изучение эволюции вполне допустимо, если ее
рассматривать как реализацию высшего замысла и ограничиться рамками
эволюции тела человека, но не его души. (Вопрос о происхождении души
теологи все-таки оставляют исключительно за собой!)
Последние 10 лет жизни Дарвин не касался до своего детища, о чем и писал
откровенно Уоллесу: "Я взялся за прежнюю работу по ботанике, а все
теории забросил". Эволюционисты, для которых он был духовным отцом, то и
дело обращались к нему с вопросами, но он отвечал неохотно и скупо.
Однажды, в 1881 году, приблизительно за год до смерти, он встретился в
Дауне с герцогом Джоном Аргайлом, научным писателем, вот уже 20 лет
спорившим с Дарвином как раз о роли высшего замысла в эволюции. Разговор
зашел об удивительных взаимных приспособлениях организмов, которые ранее
описал Дарвин в своих книгах об опылении орхидей насекомыми и о Дождевых
червях.
Не кажется ли вам,- спросил Аргайл,- что взаимная согласованность
организмов ясно свидетельствует о наличии у природы некоторого замысла?
Ответ поразил даже Аргайла: Да это самого меня порой одолевает.- И
рассеянно, покачав головой, Дарвин добавил: - Кажется, пора уходить.
Не следует думать, будто Дарвин под конец жизни вернулся к религии -
просто интеллектуальное бремя, которое он гордо нес более сорока лет,
под конец оказалось ему не под силу, и он решил отойти в сторону, как
когда-то Лайель, предоставив нести ношу другим. И беды в том не было -
ведь автор не властен над своим детищем, оно живет само по себе, не
спрашивая родительского благословения.
Он мог теперь написать, что "скрещивание играло важную роль в
поддержании постоянства видовых форм" и поэтому он, дескать, изучал его
35 лет; скрещивание как материал для эволюции его уже не привлекало,
даже когда ему прямо это напоминали.
"Пора уходить" - разумеется, не из биологии: за своими растениями он
наблюдал, пока мог встать с постели, то есть еще за два дня до конца. "Пора
уходить" означало только то, что к своему незавершенному труду "О
происхождении видов" он уже не мог и не собирался ничего добавить. Через
сто лет один историк дарвинизма написал о Дарвине: "Его гений был -
созидать, а не согласовывать". Историк - вполне серьезный (он первым
взялся просмотреть не только корреспонденцию Дарвина, опубликованную и
неопубликованную, но и много тысяч дарвинских пометок на полях книг и
оттисков), однако в ответ раздалось возмущение одних (разве у Дарвина
может быть что-либо несогласованное?) и скепсис других (разве это
созидание, если части не согласованы?). Что ж, к такой реакции должен
быть готов каждый, кто берется за подобную работу: ведь точно так мир
встретил когда-то и саму книгу Дарвина.
Зато каждый может быть уверен, что его ждет здесь много интересного и
неожиданного - если, разумеется, он возьмется судить о дарвинизме не по
примитивному переложению, но по Дарвину; а о Дарвине - по его трудам во
всем их разнообразии.
Увы, как часто за истекшие 125 лет в Дарвине брались судить, не прочтя
его! И, что еще хуже его именем судить других. Сам Дарвин, вечный
искатель нового, был против обращения его взглядов в догму, но не зная
их, двигаться вперед нельзя. Эволюционисты сих пор говорят: вот этот
процесс идет "по Дарвину"значит здесь все ясно, а вон тот "по Дарвину"
HL- объяснен, и о нем неизбежны споры. И первое, о чем надо всем знать:
что значит - "по Дарвину"? "Согласно Дарвину, необходимыми
предпосылками эволюции служат изменчивость и наследственность, а
движущей силой эволюции является естественный отбор Именно он и только он определил те пути,
которыми шло развитие органического мира от самых простых до самых
сложных форм".Как было бы хорошо, если бы
прекрасный генетик, недавно написавший и подчеркнувший эти слова,
поискал у Дарвина их подтверждения! Он, разумеется, ничего не нашел бы,
и приведенные слова (направленные в укор искателю, нового) в
печати не появились бы. Зато он нашел бы, прямо во Введении к "Происхождению
видов", их отрицание, а в Заключении - даже гневную отповедь в
свой адрес: "...в недавнее время мои выводы были превратно
истолкованы, и утверждали, что я приписываю изменение видов
исключительно естественному отбору... Велика сила упорного извращения".
Как видим, Дарвин до сих пор - наш собеседник.
Во многом он - и наш наставник: ведь мало кто знает законы
изменчивости лучше Дарвина, а он считал их одной из главных движущих сил
эволюции. Так что уходить в "мыслители прошлого" Дарвин пока не
собирается, и цитирование его трудов возросло за последние 10 лет втрое.
Более четырехсот ссылок в год! Причем около ста - на "Происхождение
видов".
